АЛУНАКОРА

* 1 *

- Осторожно, двери закрываются. Следующая станция – Площадь Ильича - голос был глухой и неприятный, но именно он и вытащил меня из тяжёлого липкого полусна. И тут же по ушам ударил какой-то шум, скрежет и свист. Меня трясло и качало, и это был уже не сон. Ещё не открывая глаз, я понял, что снова еду и это опять какой-то вагон и этому, сука, не будет конца!

Я открыл глаза и огляделся. Я действительно сидел в вагоне метро, который летел куда-то (по всей видимости, именно на эту самую Площадь Ильича) с воем и грохотом, болтаясь из стороны в сторону.

Было ранее утро, часов семь-восемь. Это я определил легко, по количеству женщин вокруг меня. Наверное, в этом есть какая-то страшная тайна, но именно в этот час метро, по большому счёту, принадлежит женщинам. Из десяти человек в любом вагоне семеро обязательно будут представительницами слабого пола. Я долго думал над этим вопросом (ведь иногда думаешь о такой ерунде, что даже поражаешься себе потом, но в тот момент ты чувствуешь, что это - самое важное). Из множества версий победила та, в которой я обосновывал этот феномен тем, что настоящие мужчины не ездят в метро, а передвигаются исключительно на автомобилях. Конечно, они непременно везут рядом с собой настоящую женщину, но их, этих настоящих женщин, слишком много, и поэтому авто на всех не хватает.

Но сегодня мне было совсем не до рассуждений. В моем воспалённом мозгу всё ещё прокручивались события минувшей ночи, те безумные мгновения бега сквозь туман и дождь, потеря Яны, убийство «серого», и снова бег в никуда. Это было настолько нереально и невозможно, что моя бедная голова была готова «выключиться» в любую секунду. Да еще моя левая скула противно побаливала, и левый глаз смотрел на мир через узкую щелочку. Сонные пассажиры окидывали равнодушными взглядами, в которых лишь на долю секунды проскакивала искра удивления и любопытства. Грязный, мокрый бомж с синяком во всю щёку. Зрелище ещё то… Людей вокруг становилось всё больше, их лица, казалось, увеличивались в размерах, расплывались, наползая на меня… всё ближе… ближе…

И вдруг я почувствовал, как в голове становится пусто и холодно, мысли пропадают, я снова проваливаюсь куда-то в небытие и мне опять всё абсолютно безразлично…

… Когда я очнулся, в вагоне никого не было, поезд медленно полз по туннелю, свет из его окон освещал серо-грязные рёбра бетонных плит и пыльные жгуты кабелей. Казалось, что я попал в какой-то дешёвый фильм ужасов и саспенс неприятно затягивался, грозя мне неожиданно-страшной развязкой. Но с другой стороны, меня как-то вдруг, разом охватили раздражение и усталость. Мне стало физически противно сидеть на этом дурацком, отшлифованном миллионами задниц, дерматине сидений, слушать скрежет и стон старого мытищинского метровагона («семьдесят второй год… бог мой… а мне было уже три… »). У меня возникло дикое, непреодолимое желание схватить что-нибудь тяжёлое, непременно железное, и со всего маху швырнуть в пыльное стекло напротив. И когда оно треснет и выплеснется в тоннель сотней мелких осколков – тогда мне станет легче. Гораздо легче. Я пошарил руками слева и справа от себя и неожиданно нащупал что-то мягкое и совсем не железное. Я схватил свою находку и поднес прямо к лицу.

Это была тонкая книжка в ярко-серой мягкой обложке с розовыми буквами на ней. Сверху каким-то витиеватым мелким шрифтом было написано «А. Футасов», а ниже – крупным жирным courier`ом розовело название: «Капитанова Дочь Два». Под названием, ближе к низу обложки, будто от руки написанным шрифтом было выведено: «Маниак Паблишинг». А еще чуть ниже – мелко, почти неразличимо: «Щегловка 2010». Хмыкнув, я брезгливо и очень осторожно (а вдруг эти страницы листал до меня какой-нибудь заразный бомж?) взял книжицу и, открыв где-то на середине, начал читать. И вдруг до меня дошло: книга была издана в 2010! А сейчас был…

Внезапно свет замигал, что-то звонко и страшно ударилось о железный бок вагона и с воем унеслось прочь. Вагон, дернувшись назад, остановился. Свет погас. Я аккуратно закрыл книгу и очень-очень медленно положил ее рядом. В голове эхом перекатывался какой-то скрежет, а спину стянуло таким холодом, что защипало в носу.

Я сидел в полной темноте, замерев от ужаса, а прямо передо мной в чёрном вакууме вагона мерцали маленькие розовые буковки: а ф у т а с о в – как лампочки гирлянды – то разом, то по очереди… они плыли в оглушающей тишине, как тополиные пушинки в июньском воздухе.

Мне было страшно. Так страшно, что я боялся пошевелиться. Я знал, кто такой этот «А. Футасов». Только один человек мог быть им. Мог быть, но вот уже как 18 лет его не было в списках живущих.

Просто не было и всё.

Просто это был ещё один призрак из моего прошлого.

* 2 *

С Мишкой Футасовым мы учились в одном институте, но на разных факультетах. Мы почти не знали друг друга, изредка пересекаясь на различных мероприятиях, типа КВНов и других подобных «праздниках студенческой жизни». Конечно, потом мы познакомились поближе, и даже какое-то время тусовались в одной компании.

Часто, вместо посещения лекций по сопромату и спецпредметам мы сидели в студклубе – маленькой комнатке, затерянной где-то в дебрях огромного здания института – и «креативили», придумывая разную ерунду, стараясь (в основном) произвести впечатление на девочек.

Всё, что я запомнил про Мишку в то время - были две вещи: придуманный им для очередного КВНа лозунг «Отлично» в сессии – это удар по израильской агрессии!» и коричневое сморщенное пирожное «картошка» из нашей студенческой столовки, поставленное вертикально на блюдце и «высокохудожественно» обмазанное лично Мишкой сверху белым кремом, с прикрепленной к нему бумажкой-пояснением: «Фаллос конченный».

Конечно, это было далеко не всё, просто многое стёрлось из памяти. И, если поднапрячься, то можно вспомнить и Мишкину поэму «Тызя и Гыця», его песни собственного сочинения, и переделанное им своё имя из Миши в Амши, и дискотеку «Жижа»… . В то время наша жизнь летела, как экспресс Москва-Ленинград, сверкая яркими огнями и гудя на полустанках. Мы не очень-то задумывались о будущем, и тем более не помнили о прошлом.

А потом, совершенно неожиданно, случилась армия, и я думал, что мы увидимся очень нескоро. Но судьба действительно играла с нами в какую-то свою, очень прикольную для неё, игру. И поэтому, спустя каких-то три недели, я увидел Мишку в той же самой учебке ПВО под Питером, в которую попал сам.

Мы опять были не вместе, в разных ротах и почти не виделись, встречаясь лишь мельком, на общих построениях утром и вечером, да в столовой, где поедали картошку-«клейстер» с несладким компотом.

Эти четыре первых месяца армии запомнились мне, как и многим моим товарищам, вечным желанием спать. Спать хотелось на политзанятиях, на занятиях в классах по специальности, на просмотре программы «Время», в карауле и на утренней пробежке.

Но постепенно в нашем армейском существовании стал появляться некий смысл. Мы изменились, мы стали другими. Не хуже и не лучше, просто другими. Всё, что было скрыто внутри – оказалось на поверхности. Потому что армия не меняет сути человека, она только показывает его обратную сторону. Из нас, как умели, делали солдат, а мы учились, как получалось.

И вот, однажды, в холодном и дождливом октябре, учебка закончилась и при распределении по воинским частям («Я вас, гондонов, отправлю на Амдерму» - кричал нам командир роты майор Волков) нашей, в то время еще необъятной, Родины, мы с Мишкой вместе попали в одну войсковую часть, а точнее в Ставропольский край, на аэродром местного военного училища лётчиков и штурманов ПВО.

Мы приехали в часть в ноябре, отслужив почти полгода в учебке, но для местных «дедов» мы были «самцами», т.е. «духами». Странное это название - «самцы» - так и осталось для меня загадкой, видно так сложилось исторически. Старослужащие сразу объяснили нам «политику партии», походу отобрав парадные перчатки и прочую мелочь. Но как таковой «дедовщины» в жестком её варианте не было и это, видимо, тоже сложилось исторически в нашем отдельном батальоне связи и радиотехнического обеспечения войск ПВО, состоящим из немногим более двадцати бойцов, у которых не было даже оружия, кроме штык-ножа дневального.

Зимние месяцы были скучны, все ждали тепла, когда приедут курсанты и начнутся полеты, которые (как нам рассказывали «черпаки», длились с утра до поздней ночи и все торчали на своих «точках», часто оставаясь там ночевать).

Мы с Мишкой тоже ждали весны, а пока вместе ходили в наряды, спали в ленинской комнате на политзанятиях, сидели в курилке и делились планами на будущее.

Но по-настоящему сдружил нас один случай, произошедший на первом году службы. Был холодный и очень ветреный январь. Ветер дул третьи сутки, не переставая и не встречая преград, по ровной, как стол, ставропольской степи. Все дороги к нашей части оказались заметены снегом, и машина с продуктами второй день не могла добраться до нас сквозь заносы.

Конечно, с голоду мы не умирали, ели сухпай: тушёнку с галетами, да несладкий чай. У кого-то оставались запасы, присланные из дома или печенье, купленное в «чипке». «Деды» сподобились ловить на чердаке казармы голубей, варили из них суп и ели. И в это голодное время я и Мишка попали в наряд в офицерскую столовую.

Изо всех возможных нарядов наряд в офицерскую считался почти курортом, плюс к этому можно было хорошо, и главное вкусно, покушать. Поэтому, когда нам с Мишкой выпало идти в наряд именно туда, мы, если честно, обрадовались.

День в наряде пролетел как один час. Конечно, работы хватало, но и накормили нас повара от души. Уже почти стемнело, когда мы с Мишкой вышли на крыльцо перекурить. Курили быстро и молча, прикрывая сигареты ладонью от снежных зарядов.

- Идет кто-то – ёжась от ветра, сказал Мишка, указывая рукой на фигуру в длинной шинели, двигающуюся по заметённой тропинке в нашу сторону.

- Сто пудов, посыльный – вслух подумал я и выбросил окурок в темноту, - Пошли, Мишган, холодно – не могу…

Мы вернулись в комнатёнку с тусклой лампочкой, где нас ждала нечищеная картошка, и принялись за работу.

Не прошло и пяти минут, как в дверь ввалился Димон Мылов, замерзший, с красным от ветра лицом. С собой он принес два армейских алюминиевых термоса для пищи. Грохнув ими об пол, Димон уселся рядом.

- Здорово, мужики – хрипло сказал он и закашлялся. – Есть чё пожрать?

- Сам знаешь… почти ни хера – ответил Мишка, и, отложив нож, вышел из комнаты.

- Чаю будешь, Димон? – крикнул он из коридора. – Всё-равно больше ничего нет…

- Не ссы, Димон – усмехнулся я, - тебя мы накормим, главное, чтобы никто больше из роты не притащился …

- А чего им идти, они, суки, меня послали – зло ответил Димон.

- На вот, погрейся – вошедший Мишка сунул ему в руку стакан горячего чая – Помни мою доброту…

- Да, Мишган… а те три сигареты ты уже забыл – заулыбался Димон и принялся за чай, смешно вытягивая губы.

Через пару минут я поставил перед Димоном тарелку с макаронами и гуляшом, и вопросительно посмотрел на него.

- Короче, дембеля сказали, что если четыре порции вы им не сделаете, в роту лучше не возвращайтесь – уроют.

Это была серьезная угроза, тем более в условиях голодухи. Но проблема была в том, что столовая зимой работала далеко не на полную мощность, офицерья было мало, а что оставалось - повара сами растаскивали по своим. И где можно было взять четыре полновесных порции – мы просто не знали. Решение пришло неожиданно, и оно было простым, но радикальным!

- Мишган… - негромко окликнул я друга – Давай отойдем… есть одна мысля…

И, пока Димон поедал макароны с мясом, мы, взяв принесённую им тару, пошли выполнять поручение.

Бочки с отбросами были почти пусты, и нам предстояла нелёгкая работа по выуживанию из них остатков гарнира и мяса для наших доблестных дембелей. Мы работали быстро и предельно аккуратно, выковыривая из остывающей массы кусочки мяса и скользкие макаронины.

Через 10 минут два зелёных бачка были заполнены едой и переданы Димону.

- Ну, ладно, мужики, спасибо за хавку… пойду я… – поблагодарил он нас и, подхватив термоса, скрылся за дверью.

Мы с Мишкой внимательно посмотрели друг на друга.

- Никогда… – начал я.

- И никому… перебивая меня, закончил Мишка.

Мы пожали друг другу руки и одновременно расхохотались, представляя, как сейчас в роте дембеля поедают нашу «посылку».

Так наша дружба перешла на новый уровень, и я вдруг понял, что нашел не просто друга – я нашел единомышленника. И дело было вовсе не в этой истории с «хавкой из отходов». Дело было в чем-то большем. В той самой нужности, которой меня лишала судьба с фатальным упорством. А сейчас я, наперекор этому долбаному фатуму, снова был не один среди людей.

Но, видимо, на мой счёт кое-где всё было расписано наперёд. И обычный июньский день наступившего года в календаре моей судьбы был небрежно перечёркнут едва заметным крестиком…

… Я сидел в чёрной тишине вагона с книжкой на коленях, а в моей голове тихо-тихо, на самой границе слуха дрожал звук. Это был свист, очень похожий на свист ветра в проводах. Я сидел ни жив, ни мертв. Сидел и ждал, когда этот едва уловимый свист превратится в вой.

* 3 *

Вечер 23 июня 1989 года в в/ч № 65268 заканчивался как обычно. Полёты шли на убыль, последняя группа курсантов второго курса отрабатывала последние упражнения. Андрей тихо дремал в своей каптёрке на первом этаже здания КДП, в которой хранился разный хлам, гордо именуемый ЗИПом. На один этаж выше, в зале управления полётами, освещаемом только зеленоватым светом индикаторов кругового обзора и системы посадки, подполковник Земцов выдавал последние команды находящимся в воздухе и заходящим на посадку самолётам.

Через полчаса вечерняя смена полётов была закончена. Андрей поднялся в пустой зал управления и выключил все приборы. День закончился, но впереди был ещё хороший вечер – день рождения Димона, нормального пацана их призыва, почти «зёмы» И, если ничего не поменялось, то сегодня у них на РСП будет небольшой «пир».

Андрей снял трубку и набрал телефон роты.

- Подскажи, боец – спросил он дневального, солдата-первогодка Фёдорова по кличке Упырь, - эрэспешники в роту не приходили?

- Да они ж все сегодня на «точке» остались… ваш прапор с ротным договорился… - подобострастно ответил Упырь, - А, правда, что у вас там, в огородике уже арбузы созрели?

Андрей хмыкнул. Огородик на их «объекте» действительно был, но арбузы-дыни пока еще зрели. А вот одного из кроликов, которых разводил наш прапор, сегодня ждала незавидная судьба. Зато жаркое обещало быть отменным. Но что-то кому-то рассказывать совершенно не хотелось.

- Сколько «дедушке» осталось? – вместо ответа рявкнул в трубку Андрей.

Трубка что-то промямлила в ответ.

- Ладно, боец… службу тащишь! Но отвечать надо громче! В следующий раз получишь выговор «с занесением в грудную клетку».

И, бросив трубку на рычаг, Андрей пошёл на свою «точку», расположенную в центре аэродрома.

Светила полная луна, идти по ровной «взлётке» было легко и ненапряжно, вечерний ветер приятно дул в лицо. Андрей шёл и думал, о том, что закончился ещё один день и что с каждым таким вот закончившимся днём всё ближе дембель, всё ближе родной дом.

Вдруг Андрей услышал какой-то звук. Вернее, звуков было несколько. Один, высокий и еле слышный, доносился откуда-то сверху, а другой, приглушенный и дробный, был, казалось, со всех сторон. Андрей резко остановился и огляделся вокруг. В свете яркой луны он увидел четырёх собак, которые неторопливо бежали за ним следом. Собаки тоже остановились и смотрели на Андрея, виляя хвостами. Никто из них не издал ни звука. Они стояли друг против друга в полной тишине, и только какой-то далёкий свист парил над ними.

«Спокойно» - подумал Андрей. – «Только не дать им понять, что я боюсь… Надо просто идти дальше».

Андрей немного постоял, а потом двинулся вперёд неторопливым размеренным шагом. Стая тут же двинулась следом. Андрей шагал, а собаки бежали вокруг, делая перестроения, как почётный эскорт, забегая вперед и оставаясь за спиной. Они двигались молча, только глухой стук сапог и цокот собачьих когтей нарушали тишину ночи. Белый свет луны придавал этой процессии мистический флёр.

Андрей шёл к своим друзьям и размышлял о странностях мироустройства, о том, что если бы не цепь случайностей, он никогда бы в своей жизни не шагал по взлётной полосе военного аэродрома под июньской луной в сопровождении стаи молчаливых собак. Неожиданно Андрей понял, что идёт в одиночестве и оглянулся. Собаки отстали. Вернее, они уже не шли за ним, а сидели на бетоне взлётной полосы, задрав кверху морды. Андрей тоже остановился, посмотрел вверх и увидел там самолёт.

Точнее, это был лишь силуэт самолёта, его хрустально-прозрачный абрис, поблёскивающий своими плоскостями в свете луны.

«Но ведь полёты закончились» - удивленно подумал Андрей. - «И на наши L-39 он не похож… странно».

Андрей, подняв голову, зачарованно смотрел на призрачный самолётик, выделывающий «бочки» и «петли» прямо над его головой. И было в этом что-то совершенно нереальное, лишь тонкий свист, на самом пределе слуха…

Вдруг что-то словно толкнуло Андрея в грудь, он попятился и в ту же секунду услышал вой, и этот вой становился всё ближе. Прозрачный самолет нёсся к земле, некрасиво вращаясь вокруг своей оси, он падал прямо туда, где в десяти метрах за аппаратной машиной, в беседке, увитой плющем, сидели Мишка, Димон и Андрюха Череп, а на большом противне жарился кролик, распространяя вокруг аппетитный запах…

- Эй!!! Пацаны!!! – заорал Андрей и бросился к локаторам РСП, до которых оставалась какая-то сотня метров, в безнадёжной попытке успеть – Беги-и-ите!!!

Неожиданно он со всего маху упал на землю, запнувшись о кочку, и пролетел вперёд по сухой земле, сдирая в кровь ладони. Наверное, это его и спасло, потому, что в этот миг самолёт-призрак на скорости 380 километров в час врезался в самый центр того, что называлось радиолокационной системой посадки самолётов.

Когда Андрей открыл глаза, он увидел недалеко от себя поваленную антенну диспетчерского локатора, куски земли и искорёженного железа. Вокруг всё горело, ужасно болела спина, совсем близко бегали люди, кто-то истошно выкрикивал какие-то команды. Андрей осторожно повернул голову в другую сторону и увидел собаку, лежащую рядом с ним. Собака смотрела на него стеклянными глазами, её шерсть дымилась, и эта вонь забивала горло.

Андрей попытался встать, но не смог. Всё тело ныло, казалось, его от души избили, а потом сбросили на землю этажа так с третьего. Андрей попытался ещё раз подняться и громко застонал от боли.

- Тут живой! – крикнул кто-то из темноты и его почти сразу подняли на руки и потащили куда-то прочь от горящей земли, от криков людей и рёва пожарных машин…

Уже потом, в госпитале, Андрею рассказали, что в том крошеве сгоревшего искорёженного металла нашли всех его погибших товарищей. Точнее почти всех.

Ни тела, ни каких-то фрагментов его земляка Мишки Футасова так и не было обнаружено. Как не было обнаружено того, что послужило причиной катастрофы. Официальной версией был объявлен теракт. Причем ни о террористах, ни о способе совершения теракта ничего известно не было. Про то, что он видел той ночью, Андрей никому не говорил. Собственно, его никто и не спрашивал. Комиссия из штаба округа, а потом и из Москвы не интересовалась его скромной персоной, его даже не вызывали, как других, в здание клуба, где заседали дознаватели.

Про Мишку тоже старались не говорить. Его «цинк», подготовленный к отправке на «малую» родину, был запаян и пуст. По злой иронии судьбы в последний раз они тоже летели одним бортом. Вот только потом их пути разошлись. Андрея из аэропорта увезли в госпиталь, а его друга Мишку (вернее – его пустой гроб) на погост маленького сибирского села.

* 4 *

- Как можно вернуться оттуда, откуда не возвращаются?

* 5 *

Если честно, то я не помню, как добрался до своей станции. Очередная лакуна, провал в памяти. Я со страхом думал, что за последние несколько часов (или даже дней) таких пробелов становилось всё больше и больше. Выбравшись из метро, я вышел прямо под мелкий холодный дождь и вдохнул полной грудью сырой московский воздух.

Я шёл домой по мокрому асфальту, не разбирая дороги, прямо по лужам, а мимо меня пробегали вечноспешащие люди, гудели машины и подавали «голоса» невидимые электрички. Серое урбанистическое утро огромного мегаполиса встречало меня грохотом и чадом. Начинающийся день втягивал и закручивал в свою безумную воронку всё, из чего состоял этот мир.

Но сегодня я не хотел быть его частью, сегодня я был «вне игры». Я мечтал только об одном - добраться до постели и выспаться… выспаться по-настоящему, ни о чем не думая и не вспоминая. Я понимал, что это будет очень сложно, почти невозможно, но можно ведь было прибегнуть к верному «народному средству» («джин, по-моему, кончился… а водка оставалась точно… ») или выпить пару таблеток ивадала, ну или выкурить «плюшечку»… на самый крайний случай.

Свернув с Международной на Рабочую, через пару минут я был уже около своего подъезда. Пальцы сами набрали код и я зашёл внутрь. И только в лифте я понял, что вряд ли попаду в свою квартиру, не имея ключа. Я невесело усмехнулся и вышел в открывшиеся двери лифта на свой «несчастливый» этаж. Слава богу, дверь тамбура была не заперта – спасибо соседскому пацану, которого постоянно ругали все мои соседи, да и я тоже за его вечное раздолбайство и незакрытую дверь. Но сейчас я был готов сказать ему большое спасибо!

Но дальше на моем пути стояла моя личная дверь, сегодня особенно неприступная. А за ней были все блага мира: горячая ванна, пара бутербродов, чашечка крепкого кофе и сигарета после сна, а главное – мягкая и уютная постель с тёплым одеялом. И вся эта благодать накрывалась «медным тазом» из-за пары железяк, именуемых ключами. Fucking shit!

Вариантов попасть в квартиру было немного: либо попытаться перелезть через соседский балкон на свой, на время забыв, что это 13-й этаж или вызвать МЧС, участкового и вскрыть дверь. Оба варианта вызывали тоску и приступ зубной боли. Я подошёл к своей двери взялся за ручку. А потом на секунду представил, как эмчеэсники своими инструментами будут вырезать хорошие итальянские замки, участковый будет нудно выяснять, где мои документы и почему у меня такой помятый вид. Бабушки-соседки сбегутся посмотреть на бесплатное шоу, а какой-нибудь придурок снимет всё это на мобильник и отправит на какой-нибудь дерьмоканал в очередную дерьмопередачу. И вся эта канитель и суета продлится часа три-четыре. А значит, выспаться в ближайшее время точно не получится. Ситуация была дурацкая, а я устал так, что даже разозлиться по-настоящему не было сил.

Но делать было нечего. Так как лазать по мокрым балконам как Бэтмэн я не собирался, то оставалось одно – вызывать Службу спасения. Телефона у меня тоже не было, так что хотел я или нет, а придется идти к соседям.

Я постоял еще пару секунд, собираясь с силами для долгих разговоров и объяснений, и двинулся к соседскому звонку. На прощанье я с раздражением дернул за дверную ручку. Замок щелкнул и дверь открылась.

«Home, sweet Home» - расхожая фраза-слоган из штатовских фильмов стала понятна мне только в тот миг, когда я торопливо распахнув дверь, переступил порог своей квартиры.

Вау, мать вашу! Я был дома!!! Дома! В самом лучшем месте в целом мире!

Так, наверное, радовался какой-нибудь смертельно уставший Одиссей, вернувшись в родные пенаты после похода за руном. То есть прыгать и кричать сил не было совсем, но в душе пело всё, что только могло петь.

Первым делом я посмотрел на часы и включил телевизор. Часы показывали 9-15, а из круглосуточных новостей я понял, что отсутствовал я всего лишь одну ночь, вернее меньше восьми часов. И если бы я полностью сошёл с ума и захотел сейчас пойти на работу, то у меня оставалось целых 45 минут до начала рабочего дня.

То, что за эти 8 часов не могло произойти столько событий – было очевидно. И у меня было столько вопросов, столько предположений, а еще больше неразрешимых загадок, что они с трудом помещались в голове. Мне очень хотелось привести мысли в порядок и систематизировать всю информацию, загрузившую мой «жёсткий диск». Но прежде нужно было выспаться. И для этого сладостного момента оставался лишь один телефонный звонок.

- Компания «Новые Технологии», Оксана, здравствуйте!

- Ксю, привет! Это Андрей… чего-то я совсем заболел… даже двигаться не могу… Передай шефу, что я сегодня отлежусь, а завтра – буду как штык.

- О`кей, передам… Ну ты хоть шепни, что отмечал? Рождение новой любви? Или проводы старой? Что, правда, совсем ничего не движется?

- Вот за что обожаю тебя, Ксю, так это за твой здоровый цинизм и ничем не прикрытое чувство юмора… Нет, радость моя, я просто заболел. И кое-что у меня ещё двигается… Просто обычный грипп… насморк и всё такое.

- Ну, если обычный… с соплями и температурой? Тогда я прям уже метнулась к шефу с докладом… Ладно, Андюха, выздоравливай! Пока!

- Пока, солнце моё! До завтра… ну или до послезавтра.

Народные средства не понадобились. Как и таблетки и всё остальное. Стоило моей голове коснуться прохладной подушки – и через секунду я спал «без задних ног», мыслей и снов.

* 6 *

Но «завтра» я на работу не пошёл. И «послезавтра» тоже. Со мной происходила какая-то непонятная хрень. Казалось, что я не могу проснуться, не могу «выскочить» из этого полусна. Временами сознание прояснялось, и я пытался звонить Ксю, хотел что-то объяснить, а потом вдруг я обнаруживал себя лежащим под одеялом с выключенным сотовым в руке. Иногда мне казалось, что кто-то звонит мне на домашний, но я не мог добраться до телефона, потому, что он был так далеко, где-то на кухне, в другой вселенной. День и ночь менялись, а я всё спал и не спал.

На третьи сутки я пришел в себя. Принял ванну. Выпил кофе. Выкурил три сигареты одну за другой. В голове было ясно и холодно. Впереди было много дел.

На решение текущих проблем ушло пару часов («… ну ты даёшь, Дюша… я всё понимаю… но звонить мне в три часа ночи?! Ты хоть помнишь, что говорил?! А я потом битый час объясняла Жене, кто это звонил» - выговаривала мне Ксю, - «Больничный делай настоящий, горе наше… и давай уж, появляйся… »).

С больничным выручил Валерьяныч, мегачеловек и супердоктор. Был бы он рядом в эти дни, то помог бы мне «на счет «три». У него в достатке всяких «пилюль», он и не таких придурков спасал. Таким образом, у меня впереди было еще целых два дня, чтобы окончательно прийти в себя.

Теперь, когда сознание моё было ясным и чистым, я понял, что пора найти ответы на вопросы, которые сейчас занимали все мои мысли.

Прежде всего, мне очень хотелось разобраться: что же всё-таки произошло? Куда я попал? Где был? И почему так случилось именно со мной?

Первым делом я включил ноутбук и начал поиск. Но, ни Yandex, ни Google, ни Yahoo! с Рамблером, не нашли ничего. Я набирал «АЛУНАКОРА» кириллицей и латинскими буквами, но результат был один – «Искомая комбинация слов нигде не встречается». Остальные слова, которые хоть как-то могли описать объект моего поиска, давали ложный след. Я придумывал разные определения, набирал буквы, слова, предложения, жал Enter – и получал всё, что угодно, но только не то, что хотел. Мне хватило шести часов, чтобы понять - «Всемирная паутина» бессильна. АЛУНАКОРА умела хранить тайны.

Я был готов сам отправиться на поиски… но чего? Где искать «То, Не Знаю Что»? В каком городе? В какой стране? Это ведь только в сказках Иванушка-Дурачок, почти не прикладывая усилий, находил Чудо-Юдо и То-Чего-Не-Может-Быть. В моем случае даже сказка, со всеми её колдунами, феями и волшебниками была бы бесполезна. Иными словами, найти то «нечто», где я находился, было невозможно.

Но я хотел понять еще две вещи. Как я оказался в этом чёртовом поезде, а затем вернулся? И главное – почему я?!

Как я мог попасть «туда» и вернуться назад – было выше моего понимания! И сколько я не ломал голову, я не смог придумать ни одного более-менее реального способа, механизма или процесса моего возвращения. Вот я засыпаю в своей кровати, а потом – holy shit! – лежу на мокрых рельсах черт знает где с разбитым лицом… Или вот я еще бегу в тумане, спасаясь от преследования, а через миг – трясусь в вагоне метро ранним московским утром. Бред! Сумасшествие! Я уже не говорю про элементарные законы физики и других, уважаемых мною, наук! Мой мозг был просто не в состоянии понять и объяснить всё это. А значит, еще на один главный вопрос ответа не было.

Конечно, он был, этот долбаный ответ, но сам я не мог его найти. Был большой соблазн рассказать кому-нибудь всю эту историю, и, может быть, с этим «кем-то» попытаться вместе разобраться во всей этой фантасмагории. Но, к сожалению, в моём случае, этим кем-то мог быть только психиатр нашей больницы. Даже Валерьяныч, который (я уверен!) слышал истории и похлеще, не поверил бы мне, потому что не считал меня совсем уж «крэйзи».

А это означало, что я никогда не смогу найти эту самую АЛУНАКОРУ, я никогда не узнаю, каким способом я оказался там, где оказался, и как смог возвратиться. И я никогда не пойму: зачем и почему…

И тут меня осенило! Если я не могу понять, где я был и как перемещался «туда-обратно», то почему я оказался там – я мог бы найти ответ! Просто обязан был это сделать! Ведь причина произошедших со мной (именно со мной!) событий – была во мне самом!

Я схватил листок бумаги и остро отточенный карандаш (так лучше думалось) и стал соображать.

На той заброшенной станции, на перроне и в поезде люди были совершенно разные: старые, молодые, женщины, мужчины. Но что могло объединять всех? На ум приходил только один ответ: всех, находящихся там людей (и в том числе меня), объединяло одно – наши потери.

События, вещи, люди, которых мы все, так или иначе, потеряли. Список потерь был у каждого свой, у кого длинней, у кого короче.

«Нет, нет!» - подумал я, - «Ерунда, бред… тот же Шурик или Павел не теряли своих близких, все они живы и здоровы… не каждому же так не повезло в жизни, как мне… тут что-то не то… »

Я посмотрел на лист бумаги перед собой и вдруг обнаружил на нем торопливый список тех, кого я потерял безвозвратно. Мама, папа, брат, Лялька, Та, имя которой я помню всегда, Мишка… Все их имена были вписаны в черные прямоугольнички, один под другим. Я смотрел на этот скорбный список моих потерь и слезы сжимали горло. Все те, кого я потерял, и кто навсегда остался в моём сердце.

Но был еще один человек, который ушёл. Его не было в написанном мной списке покинувших этот мир. Но эта потеря тоже была навсегда.

* 7 *

В первую годовщину развода они договорились встретиться в кафе с «оригинальным» названием «Сказка». Разговор о свидании состоялся почти полгода назад и больше с той поры они не созванивались и не общались. Конечно, Андрей не верил, что эта встреча вообще состоится, но всё же решил поехать.

Был солнечный октябрьский день, воздух дрожал - прохладен и чист – он был переполнен той особенной осенней неторопливостью и очарованием последних тёплых дней, от которых так щемит сердце.

Андрей приехал чуть раньше оговоренного времени и стоял на крыльце заведения, в тени уже почти голых деревьев. Он стоял и думал о всякой ерунде. Например, о мимолётности окружающей его жизни. О том, как быстро и, главное, бестолково бежит время. Он вспоминал всевозможные банальные определения времени в частности и человеческой жизни вообще. Сотни придуманных до него фраз, повторенных тысячами таких же, как он «философов» крутились в голове. Из всего этого «литературного хлама» лишь одна мысль соответствовала его тогдашнему состоянию: «ВРЕМЯ – ЭТО БОЛЬ ВСЕЛЕННОЙ». Андрей не знал, кто сказал эти слова и по какому поводу, но именно эта фраза точнее всего выражала для него «текущий момент».

Она появилась неожиданно, будто вышла из солнечных лучей прямо на него. Она - его бывшая жена Таня – была чудо как хороша, в модном, цвета топлёного молока приталенном плаще чуть выше колен, красном шарфе и такого же цвета лаковых сапожках на высоком каблуке, украшенных вычурной пряжкой. Маленькая мохнатая сумочка, похожая на щенка бобтейла как нельзя лучше дополняла ее образ. Она прижимала это мохнатое «чудо» одной рукой к груди, а второй пыталась убрать в карман сотовый, блеснувший на солнце кристаллами Swarovski. Это выглядело так мило, что Андрей непроизвольно улыбался, глядя на неё. Поймав его улыбку, она улыбнулась ему в ответ и подошла ближе. Андрей, почему-то смущаясь, сказал ей, что уже и не ждал, что она наверное забыла и об этой дате и об уговоре да и о нём тоже. В ответ на это она лишь пожала плечами: «Ну, я же обещала! Обещала – сделаю. Уж кому-кому, а тебе я ни разу не соврала». И это было истинной правдой.

- Ты хорошо выглядишь – сказал Андрей искренне, когда они сели за столик у окна и маленький щуплый официант принёс меню.

Таня подняла на него свои умные серые глаза. Её взгляд изменился, в нём стало больше силы, появился кураж и блеск, которого он не помнил. А может, просто не замечал?

- Я, мой дорогой, в порядке. Хочешь увидеть эгоистку в чистом виде – она перед тобой. Это так здорово – не думать ни о ком и больше не страдать. Не надо «ставить себя на его место», «входить в положение» и комплексовать по-поводу и без. Понимаешь?

Он, конечно, всё понимал. Он видел перед собой уверенную в своих силах женщину. Красивую и независимую. Но он не верил ей. Не потому, что она обманывала. Просто он больше не чувствовал её. Хотел – и не мог. А ещё совсем недавно, какой-то год назад, Андрей мог точно сказать, лжёт в данную секунду его милая или нет. Правда, за всё то время, что они были вместе, он так ни разу и не почувствовал лжи в ее словах. Ни разу.

- Ну, как ты? Всё ещё один? – спросила она, не отрывая глаз от меню.

- Тебе правда интересно или так… из вежливости?

- Ха! Когда я была вежливой? Ты все забыл, дружочек? Давай закажем мяса!

- Давай… А десерт? Так… что тут у нас… Что будешь пить: вино или коньяк?

- Нет, дорогой, я это не пью – замотала головой Таня. - Я сейчас вообще не пью… не подумай чего… просто не пью – и всё.

- Я и не думаю и даже не спрашиваю – как можно более равнодушно сказал он. - На вот лучше… почитай…

- А что это? Роман? – спросила она, принимая тонкую папку, которую он протянул ей.

- Да, типа того… в письмах – угрюмо ответил Андрей.

- Письма мёртвого человека? – усмехнулась она.

Таня умела быть стервой. Иногда это было восхитительно, как перчинка в пресном блюде, но иногда она становилась жестокой. Но всё равно – восхитительной.

- Ладно… не обижайся – вдруг сказала она с досадой. И было совершенно непонятно, на кого была направлена эта досада. – Прости глупую женщину. Я не хотела…

Она вытащила из папки двенадцать листов, напечатанных десятым arial`ом на зеленоватой бумаге и положила стопочкой прямо перед собой. Двенадцать месяцев – двенадцать писем женщине, которую он до сих пор любил. Наверное, не так сильно, как это было необходимо. Он знал наверняка, что эти листочки, эти письма были полной глупостью, в них были какие-то отрывки его монологов к ней, обломки былых чувств, была злость и обида, было восхищение, был восторг, а ещё - боль и тоска. Много чего было в этих двенадцати листочках, совершенно бесполезных с точки зрения настоящего. Так, горьковатый («полынный», как говаривал один его знакомый поэт) привкус прошлого, тающий в пресной предопределенности будущего.

Она внимательно читала, улыбалась и хмурилась, перебирая пальцами кулон в виде стилизованных букв «АLC» на тонкой цепочке, а он сидел напротив и с тоской смотрел на её милое и такое чужое лицо. Машинально ковыряя вилкой остывающее мясо, Андрей думал – что же помешало им остаться вместе? У них не было ни ссор, ни скандалов. Они не били посуду и не заставали друг друга с любовниками. Они просто шли по жизни параллельно, не мешали друг другу, ничего не брали, но и ничего не отдавали. Так и шли, пока однажды не разошлись, потеряв ту самую нужность… А надо было пересекаться! Надо было сталкиваться! Каждый день, каждую минуту, так, чтоб искры из глаз и мурашки по коже. Ведь это было вначале. Она очень этого хотела, она предлагала и даже просила, а он не слушал её…

- А ты не слушал меня – задумчиво произнесла Таня, не отрывая глаз от текста. – А меня надо слушать. Всегда.

Андрею на секунду показалось, что прямо сейчас, вот за этим столиком он умрёт от внезапно накрывшей его тоски, захлебнувшись её ледяной водой. Сердце оборвалось, упало куда-то вниз и заныло. Он аккуратно положил вилку прямо на скатерть и отвернулся к окну, чтобы скрыть внезапно заблестевшие глаза. А где-то над головой играла музыка и кто-то начитывал рэп под пронзительный саксофонный сэмпл…

«Добрая грусть… - машинально повторил Андрей и вдруг понял, что сейчас заплачет - Какая на хрен «добрая грусть»! Жить, сука, не хочется… »

Ему действительно хотелось пропасть, провалиться сквозь эти каменные плитки пола, и замереть там, в холодной сырой глубине земли, не видя и не слыша ничего и никого вокруг, а главное – не видеть и не слышать себя. В тот момент он вдруг почувствовал себя гадко и мерзко.

«Бог ты мой, неужели я так и буду терять своих… » - мысль шариком от пинг-понга скакала в голове и отдавалась эхом в ушах: «… терять своих… терять своих… терять своих… »

- Андрей, ты опять? – с укоризной спросила Таня. – Я уж думала, ты успокоился… как-никак год… ты так и не ответил… ты всё ещё один?

Андрей сидел, уставившись в окно, в голубой кусочек осеннего неба и совершенно не хотел говорить. Он думал о прошлом, о проходящей бесполезной жизни, о дорогих ему людях, случившимся на его пути.

И они все, так или иначе, бросили его, как бы ни старался Андрей думать наоборот. «Это не я потерял – это меня потеряли… » - он вдруг очень ясно осознал эту простую и обидную для него самого истину…

День уходил незаметно, догорая красным пятном солнца на горизонте. Прощаясь, она обернулась и подошла почти вплотную. Проведя своей тёплой ладошкой по его небритой щеке, Таня тихо произнесла: «У тебя всё будет хорошо. Запомни это. Ты встретишь новую любовь. И больше не испугаешься. Ты сделаешь всё для неё. Верь мне. Слушайся меня. Всегда… ».

Она легко повернулась на каблучках и пошла, помахивая своей маленькой сумочкой. Его последняя любовь. Его последняя потеря. Как бы он хотел, чтобы это была действительно последняя…

Андрей долго смотрел, как Таня уходит по пустынной улице, растворяясь в серо-синих октябрьских сумерках. Что-то неуловимо знакомое, виденное много-много лет назад было во всей этой мизансцене. В этом остывающем воздухе, в этой тишине и уходящей прочь фигуре.

«… она уходит всё дальше, ступая по лезвиям трав, она уносит с собой голоса, запах спелой полыни и негу тёплого сена… »

Андрей резко повернулся и почти побежал прочь, не оборачиваясь и стараясь не думать ни о чём…

Потом, длинными одинокими вечерами, он вспоминал последние слова Татьяны, сказанные ему на прощанье и не верил ей.

Но она вновь, в который раз, оказалась права.

А он – снова нет.

* 8 *

Так прошла неделя. Началась другая. Жизнь продолжалась, а я так и остался пленником той самой ночи. И как я не пытался «закрыть» для себя эту тему раз и навсегда – ничего не получалось. Каждую ночь мне снился поезд, снилась Яна и наше расставание… Я снова и снова переживал ту секунду своего бессилия, когда она медленно уходила в туман, а я стоял и смотрел ей вслед. Просто стоял и смотрел…

Потом я просыпался – злой на весь мир и прежде всего на себя. Потому что ничего нельзя было вернуть, повторить или исправить. Я упустил свой последний шанс, так и не поняв его смысла. Я потерял последнего человека, отпущенного мне судьбой.

Но с другой стороны – вернись я в этот поезд? Довезли бы меня до места, сдали «с рук на руки», даже не важно куда: в узилище или сразу в газовую (например) камеру – я опять оставался один!

Круг моей судьбы вновь замыкался, как и много раз до этого, не оставляя мне шанса. И я не мог ничего с этим поделать.

И я решил плыть по течению. Я просто устал. Выдохся. Сломался. Но всем было плевать, а мне – тем более.

Потянулись серые однообразные дни.

Я как робот ходил на работу, не зная зачем, что-то писал и готовил отчёты, не вникая в суть, курил на лестнице с коллегами, не узнавая их, смеялся над каким-то анекдотами, не понимая смысл, пил кофе, не чувствуя вкуса. Долго так продолжаться не могло и однажды, когда я в очередной раз шёл на перекур, меня поймала Ксю. Она завела в переговорную и негромко рассказала, как первый зам шефа плохо («ты знаешь, он назвал твой последний отчет полным бредом, представляешь… Андрюха, эй?... что с тобой?...давай, соберись… »), очень плохо говорил обо мне и моей работе на благо нашей компании.

Я смотрел на Оксану, на её красивое лицо и умные глаза, на её длинные сильные пальцы, которые она складывала в различные жесты, подкрепляя ими свою пламенную речь.

- Короче, Дюша, давай заканчивай эту хрень и возвращайся к нам… Я понимаю, что там, на твоей Луне всё very cool, но ты-то ещё здесь…

- По-татарски «Луна» значит «Ай» - неожиданно произнес я. – Айсылу, например, - «Лунная красавица»…

Ксю замерла на полуслове и, как мне показалось, с опаской посмотрела на меня.

- Спасибо, дружище… буду знать… но ты это… понял чего я пыталась тебе сказать?

Вместо ответа я взял её руку и поцеловал тонкое запястье, так обворожительно пахнущее чем-то от «Max Mara».

Ксю наклонила голову и, сделав большие глаза, посмотрела на меня долгим взглядом. Я улыбнулся ей и с лёгким сердцем пошел писать заявление об уходе.

С неприятным удивлением я обнаружил, что никто из моих коллег даже не удивился моему решению. Конечно, они повздыхали, посожалели для вида, посетовали на трудности жизни… и вздохнули с облегчением. И только одна Ксю, по-моему, расстроилась по-настоящему. Она поцеловала меня на прощание и слезы в её глазах были важнее тысячи самых проникновенных слов.

Но самое ужасное было в том, что легче мне не стало. Ничуть. Ни на грамм. И «камень на душе» так и остался, даже став ещё больше. И солнца не прибавилось. Ни в сердце, ни в природе.

Серые дни продолжались. Я жил всё той же, непонятной мне самому жизнью, только в четырех стенах своей квартиры, почти не выходя на улицу. В моем iPod`e постоянно «крутилась» Земфира, в моей «плазме» шел бесконечный «Blade Runner», а мои немногочисленные мысли хаотично метались в пустой голове…

Я чувствовал, как теряю нить жизни, «утрачиваю Искру», как было написано в книге моего любимого Макса Фрая. Теперь я знал точно – я совершенно один, не нужный никому на этой планете. Да что на планете! Во всей Вселенной не было такого человека. «А как же Яна?» – скулила бесполезная мысль, проносившаяся мимо, где-то по закоулкам сознания. «Яна – миф!» - хохотала в ответ другая, и пропадала вслед за первой. А я сидел, тупо уставившись в экран. На экране, как и за окном, была ночь и шел дождь.

И тогда у меня созрел простой и понятный план. Я решил закончить весь этот «цирк» решительно и, по возможности, красиво. Ну, или хотя бы достойно. А главное – быстро. Я не стал писать посланий этому миру – писать было просто некому. Поэтому я надел куртку и, не оглядываясь, вышел за дверь.

На крыше было мокро и холодно. Ветер раскачивал антенны и швырял в лицо острые холодные капли. Куртка сразу же промокла и стала тяжёлой. Я подошел к краю крыши и закрыл глаза, пытаясь понять свои ощущения. Страх и озноб – вот и всё, что я чувствовал, стоя у невысокого ограждения.

Внизу, в промозглой темноте ночи зло сверкал огнями огромный равнодушный город. Ему было абсолютно всё равно, каким способом я превращусь в кучу дерьма на мокром асфальте. «Каждый умирает в одиночку» - вспомнились мне чьи-то слова и я перелез через перила.

А потом я услышал за спиной какой-то хлопок, почувствовал непонятную боль в шее и руки, резко дернувшие меня назад. И в тот же миг я потерял всякую возможность слышать, видеть и ощущать.

* 9 *

- А вот и посмотрим… Может быть что-нибудь поймем. Хуже не будет, поверь мне. Он уже и так практически не жилец. В крайнем случае, заберешь его себе… для опытов…

* 10 *

Сознание ко мне вернулось неожиданно. Словно кто-то щёлкнул выключателем и раз! - я сразу стал слышать и чувствовать. А вот со зрением ничего не изменилось, видеть я так и не начал, но зато я смог понять, что на глазах у меня плотная повязка или что-то в этом роде.

Я чувствовал, что с обеих сторон меня держат под руки какие-то люди и осторожно, но весьма настойчиво куда-то ведут. Мы двигались почти в полной тишине, шагов не было слышно, мои сопровождающие тоже хранили молчание. Я слышал только их равномерное дыхание и это был единственный звук в окружавшем меня пространстве.

Через пару минут такого молчаливого движения мы остановились и я услышал еще один звук - шелестящий звук какого-то механизма. Звук приблизился и пропал. «Лифт» - понял я, услышав едва уловимое шипение открывшихся дверей. Меня завели внутрь, и лифт ухнул куда-то вниз. Если бы не руки моих сопровождающих, я бы, наверное, ощутил невесомость – так быстро на лифте я еще в своей жизни не спускался.

Через несколько секунд движение кабины замедлилось, и лифт мягко остановился. Двери открылись, выпуская меня куда-то, куда я, в общем-то, совершенно не хотел попасть. У меня была лишь одна догадка, где я и что со мной происходит. И если я был прав, то сопротивляться не было никакого смысла. Да и, если честно, мне было совершенно наплевать, что ждет меня дальше.

«… а если они припомнят мне «серого» - то всё остальное покажется «цветочками… » - равнодушно подумал я, уже представляя себя в роли подсудимого.

Вдруг до меня дошло, что мы стоим на месте. Я услышал несколько непонятных слов, сказанных кем-то рядом со мной, затем звук открываемой двери и меня снова куда-то повели. Всего несколько шагов. А потом мой сопровождающий тихо произнес: «Зажмурь глаза и жди» и резким движением сдёрнул повязку с моих глаз.

Я очень хотел увидеть, где я нахожусь, но что-то останавливало меня. Наверное, просто страх. И тут я услышал шаги. Уверенные и лёгкие, они явно принадлежали женщине. Она прошла совсем близко от меня, и я даже успел почувствовать аромат ее духов. Что-то очень знакомое. Очень похожее на «Hiris». Еще пару секунд тишины и …

- Садитесь, Андрей, в ногах правды нет – голос был вежливым и незнакомым. – Кресло прямо перед вами.

- А правды нигде нет… Ни в ногах, ни в руках, ни в голове – я попытался улыбнуться, но губы плохо слушались, я их почти не чувствовал, как после укола лидакаина.

Я нащупал кресло, сел и открыл глаза. И тут же снова зажмурился от яркого света. Голову «прошила» боль, как вспышка, но потом, на удивление, стало немного легче.

Я осторожно открыл сначала один глаз, затем второй. Немного привыкнув к свету, который, казалось, исходил прямо из стен и потолка, я повернул голову. Сначала влево… потом вправо. Но не увидел ничего, кроме яркого белого свечения, заливающего всё пространство вокруг. Я крепко вцепился в подлокотники и посмотрел на моего vis-a-vis.

Молодая женщина, сидевшая в кресле напротив, рассматривала мое лицо внимательно и в тоже время равнодушно, как рассматривают экспонат, редкий, но совершенно бесполезный.

- Правда есть в сердце – сказала она – Вот только добраться до неё тяжело. И прежде всего самому себе. Зовите меня Алла.

- Очень приятно! А меня зовут Андрей. Кому я обязан нашей встречей, сударыня?

Как в былые времена я попытался шутить, но видимо забыл, как это делается.

Алла разочарованно посмотрела на меня и покачала головой. Ну что ж, попытка выказать иронию не удалась. 1:0 не в мою пользу.

- Андрей, кто вы, откуда, где живете, что кушаете на завтрак, с кем спите, что поёте в душе и вообще, что вы представляете из себя – нам очень хорошо известно. Давайте сразу перейдем к делу. То, что вы здесь – это не ваша заслуга…

- А ваша недоработка?! Так вот куда я попал! – я вновь попробовал неуклюже сострить.

- Андрей, ваши попытки быть ироничным немного… ммм… неуместны в контексте нашей беседы – в голосе Аллы слышалось явное раздражение - Я бы вам советовала просто отвечать на мои вопросы.

Вот тут я был категорически не согласен! Я вдруг почувствовал, что с каждой секундой ко мне возвращаются «жизненные силы», утраченный интерес и надежда! Я хотел жить, хотел требовать ответа на вопросы, которыми наполнялась моя голова.

- Алла, я, конечно, расскажу вам все, я даже признаюсь в том, что я японский шпион, только ради бога…

- Хорошо, Андрей. Я вижу, вы не все понимаете…

Алла посмотрела на меня, как на глупую зверушку, поморщилась и каким-то уставшим голосом продолжила.

– Я поясню вам некоторые моменты вашей жизни и события, которые вас так напугали. Скажу сразу – я делаю это совершенно безо всякого удовольствия. И будь моя воля… .Впрочем, это неважно. Сейчас я буду говорить, а вы просто послушайте. Иначе наш разговор может затянуться, а времени у меня не так много.

Судя по тому, с каким нажимом она сказала «у меня», времени у нее действительно было мало. Зато я был совершенно свободен. Я потрогал свои губы, онемение почти прошло, а значит, можно будет отвечать не просто «да» и «нет», но и развернутыми сложноподчиненными предложениями. Но голова была тяжёлая, и какая-то непонятная муть снова затмевала сознание.

- Прежде всего, я хочу сразу предупредить, что все, о чём я расскажу вам – это конфиденциальная информация, и я просила бы вас нигде и никогда не распространяться о нашей встрече. Во избежание…

- Вы мне угрожаете?

- Даю добрый совет. И два раза не повторяю.

Я смотрел на мою собеседницу и если бы не ирреальность окружающей меня действительности - я бы наверное влюбился. Большие серые глаза, брови, которые я назвал бы «соболиными», если бы это не звучало столь банально, немного скуластое лицо (что-то восточное?), невероятно красивые губы и белые, почти «снежные», волосы. При этом умна и велеречива. И совершенно не понятно: друг она или враг. Хорошо, если друг, а если - нет?

- Андрей, вы отвлекаетесь. Не стоит меня так рассматривать. – Алла внимательно посмотрела на меня - Чем меньше вы запомните всё, что видели здесь, в том числе и меня, тем вам же будет спокойней. Вы уж мне поверьте. Я вам это по-дружески советую.

- Всё-всё... Я весь во внимании, но если вдруг я не пойму чего-то из ваших слов? Можно задавать вопросы?

- Три – перебивая меня, ответила Алла.

- Что «три»? – я, конечно, понял о чём она говорит, но всё же переспросил.

- Три вопроса вы можете задать мне, после чего наша беседа прекращается. А теперь, я с вашего позволения, начну. Но сначала…

Алла слегка небрежным жестом поманила кого-то. Я почувствовал, как сильные ладони слегка сжали мои плечи, прижав меня к спинке кресла. И в тот же момент что-то лёгкое опустилось мне на голову и плотно охватило её.

От неожиданности я вздрогнул и попытался сделать какое-то движение, но у меня ничего не получилось. Невидимый человек за спиной аккуратно, но очень крепко «зафиксировал» моё тело.

- Не бойтесь, Андрей, это просто небольшое профилактическое исследование… У вас ведь голова болит, я же вижу. А сейчас всё пройдет. Это совершенно не больно, уж поверьте… А главное – вы перестанете думать о разных глупостях… типа прогулок на крыше… ну и так далее.

Я ощутил вдруг, как «запылали» мои уши и понял, что Алла знает обо мне всё. И как глупо я, наверное, выгляжу в её глазах. Но так даже лучше. Не надо никого изображать и казаться кем-то. Я глубоко вздохнул и расслабился.

- Да я собственно не боюсь – ответил я и почувствовал, как руки, держащие меня, исчезли, - Просто как-то неожиданно…

Я осторожно потрогал руками голову и ощутил под пальцами идеально гладкую поверхность того, что находилось на моей голове. Судя по форме, это была полусфера. Ни выступов, ни проводов я не обнаружил.

- Ну, вы же не откажете хозяйке в её маленькой просьбе… Итак, мы начинаем. Вам надо просто слушать. И больше ничего.

Неожиданно я почувствовал приятное покалывание и тепло, оно волнами расходилось в голове и дальше, по всему телу. Мне стало неожиданно очень спокойно и хорошо. Хотелось спать и ничего не слышать.

- Вы, Андрей, не по своей воле, конечно, немного спутали нам все карты, явив собой исключение, которое, кстати, подтверждает правило...

То, что Алла говорила своим хорошо поставленным голосом я понимал с большим трудом, вернее не понимал вовсе. В голове было пусто и легко и она все время норовила опуститься вниз. Слова Аллы падали, как рождественский снег, прямо в мой засыпающий мозг. Фразы надувались яркими мыльными пузырями и лопались там, внутри черепной коробки. Это было забавно. Я почти ничего не соображал, но очень старался понять.

- … повторюсь, то, что вы здесь – аномальный случай, вы должны были остаться на транспорте. Но мы нашли причину и устранили её. К нашему сожалению, мы вынуждены оставить вас здесь, так что живите своей обычной жизнью, наслаждайтесь её маленькими радостями…

И тут до меня вдруг дошло, что я пропустил почти всё, что говорила мне Алла. Я ничего не понял! Какой «транспорт»?! Какая «причина», которую «устранили»?! Там, где я был, произошло что-то очень серьёзное и после этого всё пошло не так? Я не должен был вернуться, это я понял, но почему-то я здесь! Что за событие могло произойти, чтобы сломать отлаженную, по всей видимости, систему? Неужели мои смутные догадки и подозрения верны?!

Перед глазами летели обрывки встреч, разговоров, глупых поступков и всего остального, чем были полны последние дни моей жизни. И тут я начал понимать смысл сказанного мне.

Неужели?!

Разрозненная мозаика слов Аллы и моих домыслов стала складываться в моем сознании в ясные и понятные образы.

- Причина - Яна?! – хрипло спросил я и вдруг осознал, что голова снова работает чётко и ясно. – И что это значит «устранили»?!

- Браво, я думала, что говорю со стенкой, а вы ещё вполне способны соображать. Да, она явилась прямой причиной вашего возвращения. Она нарушила свой контракт и будет наказана.

Мой прояснившийся разум стал генерировать вопросы, десятки, сотни, тысячи вопросов, но у меня было в запасе всего два.

- Значит «транспорт» - это поезд… вагоны… я не спрашиваю, много их или очень много, думаю, что немало. А все пассажиры – люди, которые почему-то не нужны здесь, так?

- В общих чертах, да. Вам не стоит знать подробности. Эти люди действительно лишние здесь, но они ещё пригодятся человечеству – Алла криво усмехнулась, нехорошо так усмехнулась, не «по-доброму» - Вы тоже были лишним. Теперь нет.

- Что значит «лишние»? Здесь у них остались друзья, родственники. О них помнят, я знаю! Я говорил с ними всю ночь напролёт, я знаю о них так много. Мои попутчики любили и любят и они не одиноки!

- Дорогой Андрей, речь идет не о памяти, не о любви, и не об одиночестве, а о НУЖНОСТИ. Человек живет, пока он нужен хоть кому-то в этом мире. А когда он не нужен никому, кроме себя, а зачастую и себе – он труп. А зачем нам трупы на улицах? Кстати, это был ваш последний разрешённый вопрос – сказала Алла и мило улыбнулась.

Сказать, что я был сильно поражён – ничего не сказать. Я был просто раздавлен, а потом вновь собран по кусочкам, но как-то неправильно. Мысли вихрем неслись в голове, я понимал, что надо успокоиться, посидеть в тишине, всё обдумать…

Алла внимательно смотрела на меня и вдруг сказала:

- У вас есть ещё один вопрос. Только быстро.

- Кто вы?! – выпалил я.

- Андрей, не задавайте глупых вопросов и не будете получать глупые ответы. Вопрос «кто вы?» глуп в принципе, особенно в данной ситуации. Естественно, я не расскажу вам ничего. Зато этим самым оставляю вам поле для фантазий. Вы можете смело вообразить, что попали в лапы адептов древнего Ордена Тамплиеров или вас захватили «вечно живые» солдаты оккультного института СС «Аненербе». А я - одна из наследниц всех этих рыцарских и тибетских тайн.. Такие истории пишут в книгах. Хороших и разных. И это, как и всё остальное, по большому счету, ложь, но не всё ли равно? Конечно, хорошо быть, например, магистром Ордена Семилистника или посвященным в Братство Хатов или хотя бы одной из Ангелов Чарли – это красиво и таинственно, но это не так. Я просто не хочу вам врать, а сказать правду не могу. Вот такая дилемма…

Алла легко поднялась со своего кресла и посмотрела мне в глаза.

- Прощайте, Андрей. Вас выведут на улицу. Не вздумайте вычислять это место – считайте, что его нет. Не пытайтесь искать Яну – это просто невозможно. Забудьте всё, что видели и слышали здесь и никому не рассказывайте, если не хотите провести остаток своих дней в психушке. Живите и наслаждайтесь жизнью, пока вы нужны кому-то…

Я понял, что дальше разговора не будет. Дальше вообще ничего не будет. Меня просто вышвырнут, предварительно стерев память. Я ни секунды не сомневался, что они это могут. Алла явно скромничала о своих возможностях. А может просто – чик! – и вот я уже спешу на рандеву с Богом. Этакая программа защиты от свидетелей. Дешево и надежно. Так что терять было нечего…

- Но я знаю про «Эй-Эл-Си Сорок Два» и про «Алунакору» тоже знаю! – отчаянно крикнул я вслед моей собеседнице, - Вы не можете меня отпустить…

Алла была почти в дверях, когда я прокричал ей эти слова. Она остановилась и, обернувшись, посмотрела на меня долгим усталым взглядом.

- Андрей, не переживайте так, мы вас отпускаем по-настоящему. А то, что вам кажется, что вы что-то знаете… Я вас разочарую. Вы не знаете ничего. Просто слышали какие-то слова, читали надписи на крышечках, да? Давайте я вам поясню то, о чем вы так страстно прокричали мне вслед.

Я вдруг почувствовал невыносимую пустоту внутри себя. Я хотел умереть. Прямо здесь и сечас.

- «Эй-Эл-Си» - это сокращение от «ALUNACORA», а число 42, если вы конечно читаете модные книжки, означает «Ответ на главный вопрос Жизни, Вселенной и Всего Такого» - то есть НИ-ЧЕ-ГО. Это просто шутка нашего бренд-менеджера. «ALC-42» просто успокоительное, тот же феназепам, только чуть лучше. Сама же «ALUNACORA», как явление жизни, необъяснима. По-крайней мере, ваш разум вряд ли способен понять его.

Алла улыбалась, но глаза ее были холодны как январское небо.

– «ALUNACORA» не Орден, не секта и не тайное общество. По сути – благотворительный фонд, практически бюджетная организация, плохое финансирование, текучка кадров, всё как у всех…

- Я не верю вам! Ни одному слову! Я…

- Вы и не обязаны мне верить… Жаль только, что вы нарушаете наши договоренности, задаёте лишние вопросы, а я всего лишь хочу, чтобы вы остались в живых. Ещё какое-то время…

Алла вздохнула и сделала едва уловимый жест кому-то за моей спиной, и в тот же миг этот «кто-то» будто выдернул пол из-под моих ног, поменяв его местами с потолком. Последнее, что я увидел, были чьи-то серые глаза.

Очень близко.

Незнакомые и равнодушные.

(продолжение следует)

Александр В. Шевцов

2009 г.